Художник отстраняется от современной ему культурной реальности с той же решительностью, с какой она отстраняет его. Художник как будто приглашает культуру поверить в собственную нереальность, принять отстраненность и неуместность как место появления иного. Он говорит с ней, но говорит на языке, которого она не понимает. Он знает, что в его жизни одна картина значит больше, чем многолетние выставочные отчеты по выполнению договорных обязательств в зоне искусства, и у него достаточно сил, чтобы работать так, как он считает нужным.
Искусство обращается к самому акту произнесения текста, в котором происходит настоящее и в котором открывает себя реальное. Искусство обращается к самому акту творения.
То, что происходит в мире, о котором говорит Семёнов-Амурский, – очень важно, потому что это происходит на самом деле. Это безусловные события. О них не договариваются, им принадлежат. Наверное, из этой сопричастности появляется ощущение счастья, счастливой реальности, существующей где-то в другой стране, а здесь утраченной. Так, рядом с произведениями художника звучит тема иудео-христианской традиции – мотив изгнания, мотив потерянного Рая. Поэтому так часто в композициях художника цветовые аккорды диссонируют, поэтому иногда, особенно в поздних работах, работах конца семидесятых, так сильно ощущение еще одного порога, грани срыва, границы боли. Поэтому здесь не говорят о Творце и не спрашивают, кто сделал это. Скульптуры и их авторы похожи в этом мире еще больше, чем на картинах художника, – но никто из них не говорит о том, что каждую секунду, каждый миг продолжается их творение, продолжается цепь превращений, в которых они становятся собой и появляются здесь и сейчас.
Dave
7 мая 2010
Article comment test
Sasha
7 мая 2010
Thanks for your test comment