Художник говорит только то, что ему приходится сказать сегодня, сейчас. Все, что было сказано вчера и будет сказано завтра – не в счет. Он не творец. Он даже не автор. Он – действующее лицо. «Жить только настоящим, не знать ни прошлого, ни будущего – единственная возможность и естественный способ жизни. Только настоящим! Так живет все живое, кроме несчастного человека». Эта запись сделана Зусманом 17 ноября 1959 года. Художник существует в той мере, в какой обнаруживает в себе способность говорить на языке искусства, но отдает себе отчет в том, что здесь и сейчас этот язык начинает звучать, работать, фонить в результате его усилия.
Нет искусства по ту сторону повседневного опыта. Есть то, что происходит сейчас. То, что наполняет работу художника смыслом, интонацией, переживанием и осознанием настоящего. Жизнь и искусство так перемешаны в сознании художника. Из-за искусства жизнь появляется в его опыте не как проживание, а как исчерпывание, в том числе, исчерпывание той самой ясности или проясненности, которая могла описывать отношение художника к своей работе, своей практике. Искусство открывает перед человеком возможность спрашивать о своей человечности. Что заставляет его спрашивать так, будто он спрашивает о себе? Открывшаяся ему способность высказать вопрос, способность спросить. Кого он в состоянии спрашивать о себе? Только самого себя. Но это спрашивание себя о себе – поиск и раскрытие себя другого, говорящего из другого пространства, на другом языке. Где появляется другой? Где происходит встреча того, кто спрашивает, с тем, о ком был задан вопрос?
Искусство открывает перед человеком возможность действия в той зоне, в том пространстве, где сама возможность спрашивать уже обладает исключительной ценностью. Спросить – значит допустить существование другого. Искусство становится способом разъединять непрерывность пространства присутствия. Так художник учится различать, так он полагает предел пространству неразличения и безразличия. Он связан смыслами мира, в котором он появился. Вернее, он прослеживает замеченные и осмысленные связи, разделяет скомканные, затертые, полутемные смыслы и, таким образом, может оказаться лицом к лицу со своею свободой, потому что ушел из зоны переживания бессмысленности.
Результат, если и оценивается, то не здесь, не в этой практике и не в этом месте. Поэтому, если искусство вдруг вызывает в человеке намерение оправдать себя, ему не удается этого сделать. Тогда появляются новые практики и новые формулировки вопроса об искусстве. Все продолжается или все начинается снова. Так появляется художник.