(1895, село Каменка Таврической губ. — 1974, Москва)
Живописец, график
1914 поступила на историко-филологический факультет Московского университета.
1914-1916 занималась рисунком в классах рисования и живописи К. Юона и И. Дудина.
1917-1918 посещала студию И. Машкова.
1919 участвовала в организации художественной студии, музея и плакатной мастерской в Никополе.
С 1919-1921 работала в подотделе искусств Крымского народного отдела образования в Симферополе под руководством Я. Тугендхольда.
C 1919 участник выставок, в их числе: 1919 выставка херсонских художников; 1932 выставка «Художники РСФСР за 15 лет» в Ленинграде; 1934 выставка в Клубе мастеров искусств в Москве совместно с мужем, Ф. Платовым; 1939, 1944 персональные выставки.
1949 исключена из МОСХа.
1992 персональная выставка в Выставочном зале «Кунцево», Москва.
Точно не помню года, но неизгладимое впечатление произвела на меня выставка Гончаровой, Ларионова, Бурлюка, открывшаяся в Херсоне. Эта выставка на всю жизнь наложила отпечаток на мое творчество. Всегда мне очень нравились примитивисты. Джотто, Брейгель Мужицкий и современные французские художники. В сериях «Лица и улицы», «В парикмахерской», «На темы древнерусских фресок» — источники очевидны: народная роспись, вывеска, лубок, икона. Но это не более чем отправные точки.Неуемная фантазия, спонтанность самовыражения, органичный примитивизм Ермиловой-Платовой — надежное противоядие от стилизации, тем паче от эпигонства. «Свое все-все любимое» — ее координаты. «В детстве ухаживала за цветами». Цветы — полевые, садовые, экзотические — позже доминирующий мотив ее натюрмортов. «Красота Днепра, необыкновенные разливы, поездки на лодках, парусниках и маленьких катерах в город Никополь в бури и тихую погоду запечатлелись на всю жизнь». Слово «запечатлелись», по-видимому, точное. Вряд ли писала она свою Каменку на Днепре впрямую с натуры, весной и летом из года в год. Похоже, что шла по развилкам памяти, как бы обретая вновь и вновь ощущение себя в распахнутом просторе воды, степи и неба. Пространство, обладающее собственным притяжением, ее пространство соткано из «летучей материи»— сгущения и разряжения света, и организовано «линиями, выражающими четкую ясность деталей и легкую расплывчатость пейзажа». Идеал художника: «Линия японцев… Она может быть твердой, как металл, и мягкой, как пух. Она передает спокойное равновесие и стремительное движение. Линия держится в плоскости и в объеме».
Ройтенберг О. О. Неужели кго-то вспомнил, что мы были… Из истории художественной жизни. 1925 — 1935 / Сост. И. А. Никифорова, В. Н. Шабалаева. М.: Галарт, 2004. С. 370, 372 — 373.
