Детские книжки появляются из особой зоны языка, из особого языкового пространства: существует язык-посредник между двумя состояниями, между двумя мирами человека – миром детства и миром взрослых людей; речь идёт о сосуществовании двух разных культур в одном месте и времени. На самом деле, всегда – на одной территории или в одном пространстве одновременно сосуществует много культур и их число постоянно увеличивается, но сейчас речь не об этом. Язык так называемой детской литературы – это динамит в системе описания реальности. То же можно было бы сказать и про кино, просто – или мне кажется? – объём этого культурного пространства чрезвычайно мал.
Фильм «Разбудите Леночку» снят в 1934 году по сценарию, написанному двумя талантливыми литераторами – ставшим в будущем известным драматургом, автором «Обыкновенного чуда», «Дракона», «Снежной королевы» и «Золушки» Евгением Шварцем и удивительным поэтом Николаем Олейниковым. В 1920-х годах оба автора создавали детские журналы «Еж» («Еженедельный журнал», с 1928 года) и «Чиж» («Чрезвычайно интересный журнал», с 1930 года), а также входили в круг писателей Обэриу – Объединения реального искусства, одного из самых значительных литературных объединений в России ХХ века, в центре которого стояли три поэта, каждый из которых – больше, чем глава в истории русской литературы – это Александр Введенский, Даниил Хармс и Николай Заболотский.
В жизни они были друзьями, что давало им право постоянно шутить друг над другом. Евгений Шварц – этот той самый Шварц, о котором Олейников пишет в стихотворении «Генриетте Давыдовне» в 1928 году:
Я влюблён в Генриетту Давыдовну,
А она в меня, кажется, нет –
Ею Шварцу квитанция выдана,
мне квитанции, кажется, нет.
Ненавижу я Шварца проклятого,
по которому сохнет она!
За него, за умом небогатого,
Замуж хочет, как рыбка, она.
Дорогая, красивая Груня,
Разлюбите его, кабана!
Дело в том, что у Шварца в зобу не…
Не спирает дыхания, как у меня.
Он подлец, совратитель, мерзавец –
Ему только бы женщин любить…
А Олейников, скромный красавец,
Продолжает в немилости быть.
Я красив, я брезглив, я нахален,
Много есть во мне разный идей.
Не имею я в мыслях подпалин,
Как имеет их этот индей!
Полюбите меня, полюбите!
Разлюбите его, разлюбите!
Сквозь призму такой литературы детский фильм тоже становится историей, полной неочевидностей, несуразностей и несоответствий. Чрезмерный дидактический пафос истории не уничижает, а напротив, усиливает и соблазняет ценностью прочитанной ночью книги, ценностью сновидения как некоей альтернативной истории, альтернативной реальности, которая сближает мир детства с очень взрослым, очень старым миром ночи, с культурой ночи, с ночной жизнью, оппонирующей системе ценностей дня. Молодая женщина, попадающая в фильме в мир детей, которые учат её правильному поведению – это условность, это странно и не совсем естественно, и так, с этого первого кадра начинается сопоставление и различение условного и безусловного, и этот условный мир, мир школьной дисциплины и распорядка дня вырастает в систему абсурдной реальности. За нравоучениями всегда кривляется праздник непослушания.
[Киносреда 12 октября 2011 Москва, Хохловский переулок дом 7, Китай-город 20.30.]
