Так, например, многочисленные, складывающиеся в серии, изображения коней и всадников на картинах художника могут быть соотнесены с традицией изображения наездников в искусстве многих, прежде всего кочевых, народов. Археологические исследования говорят о широком распространении изображений всадников на Нижнем Амуре и всей территории юга Дальнего Востока в эпоху раннего средневековья, а популярность этих изображений объясняется тем, что они, как правило, носили культовый характер.
Конь, чаще всего – красный конь, то есть животное гнедой или бурой масти, был связан с культом солнца. Наездники – это духи-посредники между людьми и небом. Семантически конь может быть преемником небесного змея или небесного дракона, на котором восседают духи грома и молнии, защищающие человека от зла и тёмных сил. Связь с небом, небо, постоянное присутствие которого так значимо и осознано художником как устойчивая доминанта архитектуры растительной и живой природы, одухотворённая и одухотворяющая сила – важнейшие смыслы в творчестве Семёнова-Амурского.
Художник родился в Благовещенске-на-Амуре. Он рос на земле, хранившей глубокие следы культур далёкого прошлого. Он учился рисованию у преподавателей, подготовленных в рамках академической системы, но всё его творчество говорит о том, что этой системы он не принял, противопоставив ей другую, ту, в которой он вырос. Художник потому так много говорит и пишет об искусстве, потому так много думает о нём, что сам себе всё время пытается объяснить, почему он “делает искусство” так, как делает он, а не иначе. Он как будто п р и н и м а е т искусство, находя его в природе и одновременно в произведениях Михаила Врубеля, Поля Гогена и художников группы Наби, у Анри Матисса, равно как у неизвестных народных мастеров, оставивших замечательные образцы бронзовой и медной пластики, наскальной живописи, рисунков и орнаментов на керамике и тканях.
В 1930-х годах художник неоднократно обращался к изображению и даже изготовлению масок, приобретавших в его творчестве характер тотемных изображений, хранителей древних культурных смыслов и одновременно атрибутов современной карнавальной культуры. Он осознаёт эту – карнавальную – составляющую в содержании современной ему эпохи и удивительным образом делает видимо значимым сосуществование разнонаправленных векторов, двух начал, одновременно присутствовавших в художественной эстетике периода между двух войн – современного и архаичного, то есть модернистского, признающего первостепенную значимость новизны эстетического жеста и другого, проникнутого духом традиционализма, обращённого в прошлое и присоединяющего дополнительные измерения к пониманию нового времени.