Поэзия играет в жизни художника огромную роль. Он читает стихи на русском и французском языках, иллюстрирует Хлебникова, Маяковского, Арагона, Бретона, Малларме и, конечно, стихи своего отца – Василия Каменского. Отсюда в работах художника ощущение реальности, пропитанной поэзией, и отсюда же – желание критики искать и непременно находить истоки родословной творчества Алексея Васильевича Каменского в опытах русского футуризма, а также в пластике Михаила Матюшина, Василия Кандинского и Анри Матисса. Это желание оправдано; эти связи существуют на самом деле, но они не могут быть гарантией того пронзительного поэтического понимания реальности, которое присутствует в работах Каменского. Это – специфическая органика его таланта и особая черта русского искусства ХХ века, в которой соединились логоцентризм, эскапизм и лиризм национальной культуры. Это – традиция искусства, говорящего о мире как пространстве человеческого внимания и субъективности, и уже исторически не вступающего в диалог с текстами, комментирующими и популяризирующими системы фиктивных ценностей. Субъективность здесь – это живая, не подлежащая следованию всё объясняющим правилам и законам включённость человека в события настоящего. Он не пытается повторять и говорить то, что ему предписано этими правилами и законами, он старается выговаривать, произносить, прояснять то, что ему кажется настоящим, действительным, что сейчас составляет живую ткань времени. И не важно, насколько это правильно и законно, может быть, того, что сейчас появилось в пространстве работы художника, в общепринятой логике вообще не могло и не должно было случиться. Становясь объектом внимания человека, мир изменяется. Художник выносит реальность на своих руках, то есть создаёт почти тактильное ощущение контакта, касания реальности, и, самое удивительное, что в его практике она дышит. В работах Каменского, как в поэзии, присутствует ритмика дыхания мира, то есть, ритмика человеческого дыхания.