Даже простое перечисление наиболее заметных обществ, групп и союзов дает историкам основания называть искусство этого периода «искусством художественных объединений 1920–1930-х годов». В рамках этих объединений разрабатывались различные художественные методы, осуществлялся поиск новых художественных языков. Многоязычие эпохи было осознано современниками как залог свободы, демократичности и культурной толерантности, могущих стать источником произрастания совершенно неизвестной формы культуры. О. Мандельштам говорил: «Ныне происходит как бы явление глоссолалии. В священном исступлении поэты говорят на языке всех времен, всех культур. Нет ничего невозможного. Как комната умирающего открыта для всех, так и дверь старого мира настежь распахнута перед толпой» [5].

Антонина Софронова "Набережная у МОГЭС" 1931

Эту открытость настоящего всем временам и всей истории искусств подразумевал А. Лабас, когда сказал о своих работах: «Здесь нет реального времени, здесь время условно» [6]. Осознание культуры как пространства одновременного сосуществования неопределенно большого числа языков являлось одной из основных особенностей искусства после авангарда, искусства, призванного осваивать мир начала двадцатых. За спиной у этого мира остались потрясения войн и революций, масштабные социальные перевороты и огромные человеческие жертвы. Пережившая катастрофу европейская культура вновь оживала в преддверии эпохи своей долгой истории.

Период после 1918 года в новом русском искусстве называют также периодом поставангарда.

Поставангард не оппонировал авангарду, не отрицал его достижения, но уже и не принимал ни как вершину, ни как крушение, завершение или предел европейской культуры.
Авангард интерпретировался в двадцатых как звено в цепи связей и изменений, из которых складывается всегда незавершенная, открытая в будущее и теряющая форму ленты времени История Искусства. Может быть, в этом выражался успех одной из миссий авангарда, и история искусства становилась свободной от некогда существовавших в ней иерархий? Может быть, авангард оказался хорошей школой новой живописи?

Искусство двадцатых-тридцатых годов в значительной мере оставалось искусством ученическим просто в силу того, что значительный объем работы выполнялся в стенах учебных заведений, но можно сказать, что в той же мере это было искусство исследовательское, экспериментальное, создающее среду узнавания и понимания культуры и открывающее себя как инструмент познания мира, как место появления в нем нового человека.

1. Габричевский А. Г. Морфология искусства. М.: Аграф, 2002. С. 25.
2. Мандельштам О. Э. Шум времени. СПб.: Издательский дом «Азбука классики», 2007. С. 192.
3. Тугендхольд Я. А. Искусство октябрьской эпохи. Л., 1930. Цит. по сб. «Борьба за реализм в изобразительном искусстве 20-х годов». М.: Советский художник, 1962. С. 332–333.
4. Маковец. 1922–1926: Сборник материалов по истории объединения. М., 1994. С. 73.
5. Мандельштам О. Э. Шум времени. С. 196.
6. Государственный Русский музей представляет: Александр Лабас. Воспоминания / Сост. О. М. Бескина-Лабас / Альманах. Вып. 86. СПб.: Palace Editions, 2004. С. 128.