Художественная практика Каменского снимает значимость создания и регистрации законченной формы и обнаруживает себя в особых состояниях открытия, то есть принятия процесса художественной работы. Из этой открытости навстречу переменам и неизвестности появляются ряды изображений, которые исследователь готов воспринимать как циклы, а художник – как поиск и повседневную работу. Он наблюдает за происходящими изменениями и сам следует путём постоянных изменений, происходящих в каждой точке мира, во всех связях, собирающих его. Художник не обязательно выбирает язык, с которым он работает, но отвечает тем текстам, которые обращаются к нему, и тогда он тоже появляется в языке, как будто включается в проговаривание современного мира.
Появление этого современного мира – очень важная тема в работе Алексея Васильевича Каменского; узнавание мира, его настоящего состояния, его движения сквозь изображения, сквозь появления цвета, линий, формы – это не готовые решения, а вечные вопросы.
Изображение появляется и не может надолго задержаться в памяти листа; оно не может быть памятником действительности; оно встаёт на путь изменений. Таковы серия «Гимнасты и жонглёры», начатая в 1960-м и продолженная в 1965, 1967–1968 годах, или серия «Крымские собаки» 1970 года. Две работы из одного и того же цикла могут быть очень непохожи друг на друга, хотя внутренняя связь между ними всегда сохраняется.
В серии «Весна в горах» 1962 года линия точно описывает поверхность предмета – корявость дерева и гладкую шерсть животного; там, где художник рисует только появляющиеся живые растения, – линия неровная, нервная, неуверенная, прерывистая; здесь есть детскость, совершенно лишённая наивности, потому что это вырастающее, становящееся собой изображение вырастающего и становящегося собой мира. И за этим изображением – художник, тоже становящийся собой, не создатель из демиургической картины мира, но и не исполнитель; он – наблюдатель. В теряющей себя линии видна ломаная траектория света, ставшего цветом на белом листе бумаги. Это отражения сложного, конвульсивного движения световых волн, как будто свету трудно быть здесь самим собой и так же трудно миру стать самим собой; он похож на те частицы материи, которые живут до тех пор, пока находятся в движении, их непредсказуемая, спонтанная жизнь – промельк, вспышка, вылетающая в небо искра.