Борис Чернышёв
в мастерской. 1965–1966

Многообразное и полифоничное русское искусство двадцатых-тридцатых годов может быть политически ангажированным и аполитичным, ироничным и молитвенным, сатирическим и исповедальным, смешным и жестоким, лёгким и пугающим, оно не боится перестать называться «искусством» и даже быть им в системе оценок своего времени. Но что решительно отсутствовало в нём, это снобизм. Разумеется, мы можем вспомнить имена художников, относившихся и тогда к своему творчеству как элитарному занятию, но это говорит больше о характере человека, а не о культурной ситуации как таковой. Совсем немногие художники, представляющие это искусство, могли подумать всерьёз о его элитарности.

Искусство поставангарда последовательно демократично. Оно не адресовано узкому кругу единомышленников. Оно происходит из абсолютного признания свободы и достоинства человека, поэтому не ищет ничьего одобрения и разрешения быть собой. Оно происходит из осознания абсолютной ценности настоящего, пребывающего в диалоге со всей человеческой историей, иногда — с тем представлением о вечности, которым это настоящее располагает.

Искусство поставангарда всё ещё ожидает широкого осмысления и понимания. Оно не может делегировать высокий социальный статус собирателю, связывающему с искусством возможность демонстрации успешности и принадлежности системе власти. Оно не может поделиться успехом. Оно само нуждается в опеке, изучении, описании, понимании, определении и репрезентации. Более всего это искусство ждёт от нас способности преодолеть стереотипы понимания и описаний искусства ХХ века, равно как и роли искусства в современном обществе.

Действительно, никогда в истории это искусство не было атрибутом социального успеха, никогда не занимало и не стремилось занять привилегированного положения не отражало намерения учить и править, не имело и не стремилось иметь власти. В России ХХ века это искусство создало феномен, который можно было бы назвать «искусством посторонних». Это явление существовало на протяжении не менее пяти десятилетий и стало культурой внутри культуры. Это искусство, создающее пространство существования человека, не связанное с властью, отстранившееся от административной системы в большей степени, чем отстранённое от неё, и воплотившее в себе знаменитое «я извергаю, а не меня извергают» Николая Бердяева. Оно родилось в процессе быстрых изменений, которые инициировал и через которые проходил русский авангард, став его продолжением, развитием и отрицанием, вобрав в себя множество противоречивых реакций на события, которые происходили в искусстве и истории послереволюционной России.