Юрий Злотников "Композиция" 1990

Что такое живопись конца пятидесятых? Это осознание долгого исторического пути, пройденного языком культуры от предчувствия и влечения к форме как отрицанию хаоса, от спонтанности духовного опыта и поиска эмоциональных наслаждений – к знанию, оптике, физике цвета и психологии восприятия; и здесь начинается новый виток – от внеположенной материальности – к тактильности мироощущения, к тому, что Злотников называет «сенсорикой», к искусству, основанному на психоматорике и доверяющему непредсказуемости, случайности, импульсу; дальше – от закона – к интуиции, от науки – к танцу. Это, безусловно, экзистенциальная традиция ХХ века. Здесь звучат мысли и настроения Ницше, Бердяева, Шестова. Именно эта традиция «философии жизни»

предоставляет основной интеллектуальный материал для формирования пространства культуры шестидесятых. Живопись в ней – диалогическое пространство существования традиции. Это форма существования проницаемых, открытых для взаимных влияний и динамичных преобразований, точнее, превращений, культурных комплексов; пространство переходов и различения языковых норм, грамматик, может быть, понимания системных культурных особенностей, при осознании языковой природы искусства. Эти языки слышатся повсюду, их звучание непрестанно, но говорить на этом языке в данном месте и в данное время может только сам человек, он один, и это решение как раз и ломает невнятность культурной речи и задаёт ей новый ритм; это решение оставляет говорящего в совершенном одиночестве. Сегодня, в современном мире искусства, такой одинокой фигурой видится Злотников.

Творчество Злотникова – текст, или монолог, или всё-таки диалог о живописи как о языке, в котором продолжает нуждаться человеческая культура. Он находит «культуру» не в массовых демонстрациях и захоронениях; он прямо заявляет о неоднородности и неравнозначности тех явлений, которые составляют современную «культурную среду» и ему не страшно, что тот язык искусства, который важен ему, о котором и на котором он пытается говорить, может быть в окружающей его «культурной среде» предметом такого же специального знания, как письменность Сабы, древнего государства мукаррибов. Это ему всё равно. Будучи верным последователем формальной школы, он осознаёт асинхронность распространения языков и потоков речи современной культуры по отношению друг к другу и, тем более, по отношению к языкам повседневности и социально-политических практик, а иногда и принципиальную разнонаправленность этих потоков. Поэтому простое количество говорящих на том или ином языке ничего не решает в истории культуры; факты культуры не принимаются большинством голосов и не утверждаются решениями чиновников. Но художнику не безразлично, как сегодня звучит е г о живопись, только потому что она создана, чтобы принадлежать потоку культуры, из которого он происходит и к которому он постоянно возвращается.