Василий Коротеев. Московский дворик, 1927-1928

Многие исследователи русского искусства XX века говорят, что новое время мало знает культуру этого близкого, но всё больше и больше удаляющегося от нас прошлого. Современность уверенно и охотно говорит об искусстве в контексте политической истории, но не так ясно умеет различать другие контексты или откровенно игнорирует их. Она очевидно не испытывает неловкости, когда соглашается с теми описаниями истории культуры, иерархиями и смыслами, которые появились в прошлом веке и сохранились как своего рода идеологические штампы. На самом деле, искусство в России было пространством разнонаправленных культурных намерений, сложной системой несовпадавших, векторно противоположных, но глубоко осмысленных культурных проектов и уж точно не было обязательно детерминировано простым политическим смыслом. Преобладание нормативного энкратического искусства ничего не значит; в культуре — а в русской культуре особенно — работа одного человека или нескольких человек, идущих против течения, несопоставимо ценнее потока договорной художественной продукции. Кроме того, новое время даже не имеет представления о том, насколько велико число мастеров, чьё наследие, начиная с 1920-х — 1930-х годов, складывается в удивительную, богатую событиями историю альтернативного искусства в России.

Что такое — история альтернативного искусства? Это опыт осмысления внеположности культуры государственно-бюрократической системе, то есть, проект оппозиции культуры и государства, который пытается сформулировать значительная часть творческой интеллигенции. То, что говорится о культуре и искусстве с высоких трибун, в широкой печати, и то, над чем работают многие и многие художники — это разные культурные программы, разные, избегающие диалога, языки и как будто разные виды деятельности.

Русская художественная культура XX столетия знает опыт осмысления творчества как самой жизни, опыт независимости, необходимо выражавшейся в уклонении от диалога с властью. В себе самом искусство обнаружило способ освобождения от условностей политической эпохи. Этот опыт потребовал, чтобы искусство исчезало из поля зрения бюрократического аппарата, скрывалось в тени, создавало свою, альтернативную форму жизни и среду обитания. Многие и многие художники пропадали для своих современников, уходили из выставочных залов, отдавая себе отчёт, что ценой неизвестности и одиночества они оставляют за собой право говорить то, что думают, и не только говорить о ценности иного, но и создавать другую историю, новые культурные миры, видя в них человека, обретающего и возвеличивающего свою свободу.