Василий Коротеев. Автопортрет, Конец 1950х - Начало 1960х

И действительно, в каждой работе В.А.Коротеева именно рождается, мучительно появляется к жизни форма мира – земля, снег, небо, облака, ветви дерева. Как будто нет никакой заданности и заложенной в них программы, будто никакая форма и никакое существование, вообще ничто не обещано и не гарантировано.

Мыслитель произносит то, что составляет смысл и содержание искусства в ХХ столетии, как понимал его В.А.Коротеев – преодоление видимости, преодоление искусства как системы создания видимостей и открытие в новом времени искусства как способа действительного, безусловного появления человека и мира. Это открытие не может случиться однажды, раз и навсегда. Оно происходит постоянно, для для целого мира и каждого человека в каждый момент его жизни. Искусство – это форма, в которой человек создавал и продолжает создавать мир, искусство – это состояние, в котором человек принимает на себя ответственность за человечность и человечество. Оно появляется из болезненного разрыва не только со своим вчера, но и с привычно видимым настоящим; оно происходит из переживания и физического преодоления невозможности перемен, когда художник покидает поле множественности, всеобщности и универсальности и приходит к единичности, когда он остаётся один на один со всеми голосами, говорящими от имени человека, и вынужден им о т в е ч а т ь; таким  образом, он принимает на себя ответственность за все изменения, которые происходят в мире, за направление его движения и развития. Он становится перед необходимостью проговаривать то, как быстро изменяются состояния и смыслы реальности и человечности.

Это относится не только к художникам, но ко всем участникам диалога: нет искусства, смыслы которого остаются неизменными пятьдесят, сто, пятьсот лет; дело не в том, что мы знаем об исторических смыслах культуры, дело в том, как мы открываем их сегодня. Дело в том, что делает с новым временем и новой реальностью искусство, созданное много десятилетий и даже столетий тому назад.

И в то же время художник как будто знает, что ничто не прошло; более того, разве что-то вообще случилось однажды, что не происходит теперь, что всё ещё не продолжается и сегодня? Более того, разве может быть что-то, чего мы не сделали сами?