Леонид Зусман "Синие чулки" 1970

То, что художник называет «личным», коммунальная культура назовет «частным», частностью. В этом не подразумевается часть картины мира или истории, – это текст, от которого культура отгораживается, храня и оберегая свою версию большой истории и картины мира.

Личное – значит открытое. Перед чем? Чему открывает художник свое намерение говорить, писать и так или иначе оставить написанное? Чему это принадлежит? Языку искусства. Осознанию искусства как языка. Не мифу и не истории, не внешним описаниям и конвенциональным культурным программам, тоже называемым искусством. Это не политика и не пространство реализации своей личности. Это прощание с кажущимся (миром) и расставание с иллюзиями.

Искусство не пересказывает действительность. Искусство не подменяет действительность. Язык искусства не комплиментарен, он не дополняет картину «действительности», а экзаменует ее. Искусство только и есть действительное. То есть, высказывание того, что есть, проявление того, что есть, что стало со мной. И только об этом говорит художник.

В дневнике читаем запись от 16 ноября 1959 года: «Только то, что не может быть выражено ничем другим, кроме живописи, и является живописью». Изображение того, что видится – это не видимое. Это содержание видимого, скрытое и одновременно принуждающее его показываться, обнаруживать себя, выходить из себя, демонстрировать то, что вне (поля) зрения, что под подозрением, что, может быть, спрятано, прикрыто, упаковано для общего употребления. Это не концепция. Это и есть работа художника.