Ростислав Барто – другой представитель «Цеха живописцев». В двадцатых его имя было хорошо знакомо критикам и историкам искусства. Блестящий рисовальщик, экспонент международных выставок в Европе, Америке и Японии, Барто умел играть с изображением, цитируя разные художественные языки. Приемы Милле, Коро, и любимого им Дерена, к которому отсылает портрет «Читающего журнал», сталкивались в его творчестве с примитивизмом Пиросмани и живописью Востока.

Но внимание критики не всегда означает благосклонность, а известность мастера не обязательно свидетельствует о благоприятных переменах. В 1933 году в свет вышла книга Осипа Бескина «Формализм в живописи». На долгие годы она стала платформой борьбы с так называемым «левым» искусством, то есть искусством тех, кто не занимался тиражированием образов власти и не принадлежал к бюрократической элите только что созданного (в апреле 1932 года) Союза художников. На сороковой странице изданной «Всекохудожником» брошюры было написано: «Барто демонстрирует своим творчеством, что он живет не только на отлете, но как бы вне нашей действительности. Он создал свой мир, вернее протащил к нам чужой мир и через этот застывший мир чужих вещей и людей, превращенных в вещи, хочет преломить и нашу действительность». К счастью, сегодня мы вправе слышать в этих словах только высокую оценку творчества замечательного художника.

Леонид Зусман

Портреты Леонида Зусмана составляют яркую галерею гротескных образов. Его персонажи совершенно достоверны, иногда — смешны, часто — трагичны. В написанных им портретах заметна какая-то сугубо личная, почти интимная сторона отношений между людьми. Может, это и есть «авторский текст»?

Зусман очень искренний художник. Всё, о чем говорит живописец, ему по-настоящему небезразлично. Точнее, его живопись — это отражение глубокого личного восприятия художником своего мира — города, в котором он живет, будь то Ленинград или Москва, и людей, которые входят в его жизнь. Он не придумывает своих героев. Он может относиться к ним с иронией, но с такой же точно иронией он относится и к своей собственной жизни.

Его живопись предельно эмоциональна и одновременно в его работах очень много игры.

Леонид Зусман говорит только о том, что знает сам, о том, что чувствует. Он видит, что мир находится в состоянии постоянных перемен. Иногда они бывают довольно болезненны, но что это значит по сравнению с тем, когда немыслимая громада бытия перемалывает крохотные человеческие жизни? Художник может сознавать это, но каким он должен обладать талантом, чтобы выразить это в своем творчестве? Он может быть только открыт переменам, он принимает их, какими бы они ни были. Отсюда ощущение растерянности, нерешительности или незавершенности, присущее его героям, потому что всё это еще будет продолжаться неопределенно долгое время. Он знает, что все люди испытывают то же самое. Это не добавляет его картинам оптимизма, но сообщает им иной, очень крупный масштаб.