Ростислав Барто "Деревья" 1939

Картина – текст. Но текст поэтический, обращённый к иноязычию в культуре, к самому языку искусства, изменяющему беглое чтение текстов повседневности, принадлежащий другому потоку языка. Это текст, обращённый к истоку, текст – путешественник, текст – странник, всё время покидающий настоящее, которое регламентируют средства массовой информации.

Живопись Барто говорит о том, что глубокие смысловые потоки текут рядом с ограниченной зоной современной культуры и «нового искусства», не затрагивая её, не участвуя в соединении составляющих её фрагментов. Они не собирают её, напротив, разъединяют её непрерывность, находясь за ней, оставаясь в её тени, подвергая сомнению самооценку современности. Эти смыслы обнаруживают разрывы в современной картине мира. Они освобождают человека от необходимости заучивать тексты коммунальной культуры. Эти смыслы укореняют человека в другой истории и другом языке, позволяют ему держаться в стороне от общего для всех настоящего и открыть современность в разъединении языков искусства и различении смыслов, которые современность способна воспринимать, вглядываясь в произведения искусства других культур.

Так и тема Востока звучала у Барто как мотив расхождения, несовпадения с общим контекстом повседневности и даже намеренного разрыва с ним. Так, с ещё большей убедительностью это устремление художника прочитывается в огромной серии работ, объединённых темой «высокого неба». Этот образ был найден художником в совсем ранних произведениях 1921–1922 годов, и позже он снова и снова возвращался к нему. Сама же серия была начата в 1930-х, а наибольшего эмоционального напряжения работы этого цикла достигли в 1941–1942 годах. О чувствах и мыслях человека, переживающего драматичное, тяжелое время, мастер говорит на языке искусства, на языке художественных произведений, а действительность этого языка находит основания в обозначении прерванности текста повседневности и противопоставляет ему укоренённость в непрерывности иного.