Иногда требуется гражданское мужество, чтобы стать защитником идей, изложенных в одном из текстов, описывающих искусство. Но не меньше сил понадобится художнику, чтобы покинуть зону влияния общественно-культурного договора, где преобладает намерение завоевывать сторонников, единомышленников, учеников, намерение выстраивать и перестраивать бюрократическую иерархию мира искусства, будь то чиновничьи правила академии, профессионального творческого союза или альтернативные системы и связи одной из школ в пространстве так называемой неофициальной культуры.

Леонид Зусман "Утром" Начало 1930-х (?)

Художник обязан иметь свое лицо. В постановке, которая называется историей искусства, он появляется, чтобы прочесть свой монолог, произнести свой текст. То есть, он должен быть опубликован в программе, зарегистрирован в каталоге, где хранятся образцы его продукции, где предлагается «точный» ответ на вопрос, каков автор этих работ, кто он. Сначала представь себя, предложи проект своей работы, а потом занимайся своим искусством.

Абстракционист, сюрреалист, урбанист, портретист, авангардист, концептуалист. Художник должен быть узнаваем, более того, – легко узнаваем. Если не пластической манерой, то цветом, если не цветом, то собственной внешностью. В контексте культурной политики мало уделяется внимания той точке зрения на искусство, что оно только и есть пространство поиска идентичности, вернее, что оно и есть только пространство поиска идентичности.

Есть существенное различие между двумя отношениями к художественным практикам, между двумя вопросами о мире в практике искусства. Как я вижу мир или каким мир видится сейчас? Как я показываю мир или как мир показывается мне? Первый вопрос рассматривает язык искусства как аттракцион и приглашает к безопасному развлечению. Второй никого никуда не зовет, ни к чему не призывает – это бесконечное увеличение числа точек соприкосновения художника с миром. Это вопрос, который всегда остается вопросом. Вслед за художником его задает зритель, задает уже самостоятельно, потому что раньше не умел спрашивать, не знал, о чем спрашивать и не получил еще никакого опыта, потому что не получил ничего, кроме информации об отсутствии ответа на вопрос об искусстве и мире вне индивидуальной практики. Теперь он догадывается о том, что не существует одной версии искусства для всех.