Арсений Шульц. Танцующая пара. 1928-29
Смысл, который слышит поэт в словах своего предшественника, кажется ему созвучным его времени. И действительно, тот же смысл, то же обращение к будущему присутствует в работах многих художников, пришедших в искусство в двадцатых: они предвосхищают реальность другой, будущей культуры и разговаривают с ней, тем самым создавая её. Может быть, именно поэтому искусство авангарда и поставангарда представляется не утратившим специфической остроты и актуальности для нового времени. Впрочем, ощущение важности и современности текстов прошлого вообще присуще современному мироощущению; наше время — это время культуры, которой важнее слышать, чем говорить, которая становится культурой, когда демонстрирует умение слушать, хранить и различать смыслы прошлого. Культура начала третьего тысячелетия в состоянии расслышать это обращение, мы слышим и пытаемся отвечать на него. Мы вступаем в диалог со своим прошлым.
Другая сторона этого же намерения искусства — оно не сосредоточено на себе и не предъявляет себя как заключительную ценность. Оно размышляет о себе, но не любуются собой, оно не появляется, как объект наслаждения. Оно сознаёт себя как естественное состояние и креативная деятельность человека, как труд. Оно не оправдывается, но сегодня может прозвучать оправданием своего времени, когда открывает в нём глубокое гуманистическое содержание. Школа поставангарда учит художника не пересказывать, а проговаривать свою реальность и это то, что левое искусство всегда могло противопоставить модели «героического реализма». Даже в случае ухода в пространство иллюстрации это искусство не иллюстративно. Оно не комплиментарно по отношению к идеологическим и культурным стереотипам своего времени, оно противоположно самой идее нормативности и намерению участвовать в создании фасадной культуры, то есть, культуры, подтверждающей статус и иерархию власти. Оно последовательно акратично. Оно не лицемерит. Оно не рассчитано на то, что в нём власть увидит своё отражение. В нём не находит сочувствия ненасытно украшающее себя мещанство. Нашему времени не всегда понятна такая скромность.
