Даниил Черкес. Женщина в веках. 1920-е
Поставангард – пространство открытий, ожидающее новых исследователей. Для историков – это область ещё не написанных книг. В наши дни это искусство не стало успокоившимся, тихим музейным материалом. Пристальное внимание нового времени к этому пласту русской культуры объясняется уроками исключительного нравственного опыта, который приобретало искусство в моменты роковых решений и трагического самоопределения.
Поставангард — это искусство в состоянии поиска новых форм своего существования в современном мире. Представляющие его художники решали творческие задачи и исследовали новые художественные языки, соответствующие масштабу невиданных перемен, которые уже произошли и продолжали происходить в мире. Казалось, что условия жизни человека и сам человек решительно изменяются на глазах поколения, пришедшего в искусство в начале двадцатых и сформировавшегося под влиянием художественного радикализма и экспериментов авангарда предреволюционного времени. В этом потоке перемен, в изменившемся мире искусство должно было обеспечить связь времён и достижений человеческого духа, стать значимым, нужным, живым языком человека, рождающегося в новый, никогда прежде не существовавший мир. Поэтому искусство поставангарда — это незавершённый проект: значительная часть составляющих его высказываний заведомо обращена не к тому человеку, который был, а которому только предстояло быть.
В 1966 году, один из тех, кому в 1925-м было девятнадцать, участник четвёртой выставки Общества станковистов Леонид Павлович Зусман записал в дневнике следующие слова: «Возможен такой парадокс: там, где искусство свободно, слишком свободно, — там, в силу отсутствия препятствий, оно ослабеет, выродится, деградирует; а там, где оно испытывает пятидесятилетний гнёт, издевательство, зажим, созреет полноценное искусство. Потому что только подлинное, стойкое, отжатое сумеет как-то сохраниться, выжить. Кто пройдёт через страшный фильтр? Только сильные. Всё, что слабое, отсеется. Интересно, очень интересно, роясь в сегодняшнем окаменевшем говне, будут находить драгоценные слитки, свидетельства подлинного человеческого искусства.»
