Эту выставку мы ждали много лет. Лабас – один из знаковых художников 1920-х возвращается в выставочное пространство Москвы своими главными живописными произведениями. Несмотря на некоторые необязательные экспозиционные решения, к числу которых в первую очередь относится проецирование кинохроники на живописное плотно в разделе, посвящённом метрополитену, и достаточно скромный объём экспонируемой живописи, о чём по-настоящему приходится сожалеть, выставка напомнила о существовании в отечественном искусстве удивительного мастера, художника мирового уровня, яркого, самостоятельного, чьё творчество даёт основания влюбиться в искусство России двадцатых-тридцатых годов ХХ века, а не принимать его как недоразумение политического характера. Может быть, скромность и небольшой формат большинства выставленных работ, равно как и преобладание работ на бумаге подчёркивает особый статус этого искусства, навсегда оставшегося лабораторным, экспериментальным, искусством личных, а не коммунальных культурных пространств, то есть, навсегда отчасти проекционистским.
Прошёл год с того времени, как состоялась в Третьяковке выставка Александра Дейнеки, и вот теперь в залах, где параллельно с выставкой Дейнеки экспонировались произведения Александра Шевченко, выставлены работы Александра Лабаса – представителя другого фланга Общества станковистов.
Разница между двумя направлениями в ОСТе, которые представляют Лабас и Дейнека, существенна и принципиальна. И те, и другие создают устойчивые формы, то есть, пластические шаблоны времени, но одни художники – Тышлер, Никритин, Лабас – обращаются к личному опыту, представлениям и интерпретациям, а другие, в первую очередь – Дейнека, апеллируют к коллективным практикам, занимаются идеоконструкциями. Они по-разному оценивают степень личной свободы своего зрителя. Поэтому художественное наследие Дейнеки осмыслено современностью как факт национальной культуры, то есть практики, которая, согласно современным культурологическим стереотипам, является отражением и выражением политической истории, а Лабас остался фактом художественной культуры; но именно поэтому современные зрители могут с большим основанием и лёгкостью воспринимать возвращение мастера как событие настоящего, а не исключительно факт прошлого времени.