Василий Коротеев, Московский дворик, 1927

Когда я смотрю работы В.А.Коротеева, постоянно возвращаюсь к словам о необходимой художнику «уверенности отчаяния» (см. Блог запись от 19 июня 2010).

Они так созвучны мысли Льва Шестова:

«Только человек, затерявшийся в вечности и предоставленный самому себе и своему безмерному о т ч а я н и ю, способен направить свой взор к последней истине.» (На весах Иова. Странствие по душам)

Немного выше Шестов пишет:

«Чтобы увидеть истину, нужны не только зоркий глаз, находчивость, бдительность и т.п. – нужна способность к величайшему самоотречению. И не в обычном смысле. Недостаточно, чтобы человек согласился жить в грязи, холоде, выносить оскорбления, болезни, жариться в фаларийском быке. Нужно ещё то, о чём вещает псалмопевец: внутренно расплавиться, перебить и переломать скелет своей души, то, что считается основой нашего существа, всю ту готовую определённость и выявленность представлений, в которой мы привыкли видеть veritates aeternae. Почувствовать, что внутри тебя всё стало текучим, что формы не даны вперёд в вечном законе, а что их их нужно ежечасно, ежеминутно создавать самому.»

Здесь высказано то, что составляло смысл и содержание искусства в ХХ столетии – преодоление видимости, преодоление искусства как системы создания видимостей и открытие искусства в новом времени как способа появления человека и мира. Это открытие не может случиться однажды, раз и навсегда. Оно происходит постоянно, для каждого в каждый момент его сознавания себя. Это относится не только к художникам, но ко всем участникам диалога: нет искусства, смыслы которого остаются неизменными 50, 100, 500 лет; дело не в том, что мы знаем об исторических смыслах культуры, дело в том, как мы открываем их сегодня, и актуальность сделанного сегодня искусства не превышает современности Брейгеля и Гойи, Моцарта и Баха, Рабле и Вийона; вопрос только в том, о чём и с кем мы разговариваем. Мы не ограничены в выборе корреспондентов.

В этом-то и причина бесконечного возвращения искусства к живописи, а живописи – к фигуративности – неприемлемость никакой формулы истины и никакой модели современности. Вечное возвращение подобного.

Когда современная критика говорит – мы прошли период живописи и живописи больше нет – это значит – эта критика занята другим, она отдана созданию видимостей. Это её работа в информационном поле – она наполняет фиктивные смыслы современной культуры.

Но мы знаем, что ничто не прошло, более того, и разве что-то вообще случилось однажды, что не происходит, что всё ещё не продолжается и теперь? Разве может быть что-то, чего мы не сделали сами.