Выставка Леонида Терентьевича Чупятова (1890 — 1941) — исключительное событие в мире искусства, прежде всего потому, что это первая персональная выставка художника, ставшего одним из самых ярких мастеров русского поставангарда. Чупятов — удивительный мастер, и всё же дело не только в его личности: особое внимание к наследию Чупятова в наши дни отражает, мне кажется, всё сильнее проявляющуюся бережность, с которой небольшая часть общества начинает относиться к сумеречному искусству 1920-х — 1930-х годов, понимая его как важную составляющую нашего сегодняшнего мира, того прошлого, которое не стало прошедшим, не завершилось и всё ещё живёт в нас. Чупятов — легенда; его знают все специалисты, но ни один музей никогда не мог представить собрание его произведений в таком объёме. Это художник, осмысливший возможность развития системы К. С. Петрова-Водкина и воплотивший теорию планетарного человека и сферической перспективы в мире, уже впитавшем механистичность и динамизм и выпустившем в пространство искусства демона движения. Искусство Чупятова — это искусство после футуризма; он радикализовал переживание присутствия человека в открытом космосу мире и придал ему материальное воплощение; это другое понимание конкретности, которого требовало искусство, полемизирующее с теоретиками конструктивизма; он стремился и сумел передать зрителю физическое ощущение открытости иному, которое присуще самому существованию человека, открытости перед космосом каждого, единственного и одинокого прохожего, пронизанного холодным потоком вихрей и сквозняков вселенной. Оптика Чупятова предполагает, что человек и человеческий мир всегда допускает иную плоскость реальности, всегда существует в иной плоскости реальности, всегда хранит и разрешает существование иных точек зрения, иных смыслов и состояний действительности. Этот мир материален и безусловен, это и есть новая реальность, которой так долго был болен ХХ век.
Перед картинами художника зритель испытывает особое чувство вовлечённости в открытый холодный мир, принадлежности миру, каким он допускал его только в пространстве искусства — и вдруг оказывается, что это его собственный опыт, опыт настоящего момента; странным образом открытие большого внешнего мира возвращает его внимание к самому себе, заставляет спрашивать себя о мере своего понимания действительности… Опыт, который даёт знакомство с произведениями Чупятова, касается не только понимания искусства. Это испытание мировоззрения.
