Фёдор Васильевич Семёнов-Амурский (1902 – 1980) – один из самых ярких и незаурядных русских художников ХХ столетия. Художник родился в Благовещенске-на-Амуре, отсюда и вторая часть фамилии, которую он изменил, желая сразу выделяться из ряда одинаково звучащих имён.
Он рос на земле, хранившей глубокие следы культур далёкого прошлого – отсюда очевидная связь живописи Ф.В.Семёнова-Амурского с искусством древних народов Сибири, Дальнего Востока и Центральной Азии. Истоки творчества он находил у неизвестных мастеров, оставивших замечательные образцы бронзовой и медной пластики, наскальной живописи, рисунков и орнаментов на керамике и тканях. Художник хорошо понимал, что современное искусство – это встреча и диалог культур Востока и Запада. Поэтому собственный опыт соприкосновения с миром древнего Востока Ф.В.Семёнов-Амурский видел как шаг на пути открытий, которые сделали Анри Матисс, Поль Гоген и художники группы Наби. Его же любимым художником всегда оставался М.А.Врубель.
В 1920 году он поступил Благовещенское художественно-промышленное училище, а в 1925 уехал в Москву, где стал студентом Высших художественно-технических мастерских, знаменитого Вхутемаса. Его профессорами были В.А.Фаворский, П.В.Митурич, И.И.Нивинский и Н.Н.Купреянов.
Поиски творческой индивидуальности и независимости стали причиной многих испытаний. Всю жизнь он был крайне стеснён в средствах, зарабатывал редкими случайными заказами, занимался ретушированием фотографий для Большой Советской энциклопедии. В 1946 году Ф.В.Семёнов-Амурский на некоторое время был переведён из членов Союза художников в кандидаты за «формализм», что в тот момент было равносильно обвинению одновременно в профнепригодности и политической неблагонадёжности. Художнику редко удавалось участвовать в выставках, но год за годом он создавал новые и новые работы.
Каждая картина художника – смещение в сторону от привычной панорамы повседневной жизни. Каждой своей работой он говорит – здесь есть нечто большее, здесь присутствует что-то ещё, нечто иное. Художник не называет это «иное». Если бы он сделал это, то пропало бы то, что придаёт его живописи притягательную неоднозначность, что подчёркивает звучание интонации наивного детского вопроса, ответом на который становится мудрое видение древнего и только сегодня открытого мира.