Мне известно, что многие специалисты скептически отнеслись к этой выставке; мне же она понравилась, точнее, мне понравились работы художницы. Очень ценно наследие художника, который так глубоко честен в попытке соединить каждое художественное движение, каждое высказывание с чем-то, что ему представляется главным смыслом и целью искусства, когда он не идёт по пути перевода содержания картины в одну только её внешнюю сторону, по пути развития техники, совершенствования формы высказывания, очень часто подменяющей или уж, по меньшей мере, оставляющей в тени личностные вибрации, являющиеся нервом творчества.

Она более непосредственна, чем Кандинский и Явленский; в её искусстве есть такая болезненная интонация, обратная сторона этой непосредственности или наивности; и здесь интересна не параллель с Энсором, Мунком или Гогеном и Набидами – эти связи понятны, мне кажется интересной параллель с московскими художниками 1920-х – 1930-х годов из группы Амаравелла, с тем, как они пытались слышать музыку мира и выражать её ритмы и мелодии в произведениях живописи, средствами живописи и графики. Не помню, что она говорила о направлениях в искусстве? Что-то, кажется, про то, что нет никаких направлений, кроме того, которое ведёт к Богу? Или что-то похожее. Очень русское искусство, очень русская мысль.

В остальном же, то, что представляют собой залы Третьяковской галереи на Крымском валу, кажется таким грустным, таким мутным и скучным, каким не может быть современный музей, не должен быть главный музей русского искусства. Каждый раз, когда приходишь в эти залы, понимаешь, почему нет русского искусства ХХ века в мировой культуре – даже не стоит оговариваться по поводу авангарда с Малевичем. Нет этого искусства, потому что немыслимо такое безразлично-уничижительное отношение к своему искусству, какое демонстрирует главный музей страны. Очень грустно. Почти совершенно пустые залы в экспозиции искусства 10-х – 30-х годов, а ведь это Ларионов, Гончарова, Фальк, Машков, Петров-Водкин, тот же Малевич, Татлин, Родченко, наконец, Истомин, Лабас, Тышлер, Дейнека и Пименов – да на эту экспозицию очередь должна быть постоянно; но нет, и, конечно, здесь не только проблема управления музеем, дай бог, чтобы новая администрация сумела что-то изменить; это многолетняя политика государства, предъявляющего свою культуру, своё искусство как великое национальное достояние – вот не произносящее этих слов, это я здесь, про себя, могу их говорить, а понимающее и принимающее фактически, то есть как руководство к действию, что искусство, литература, что культурное наследие – это остов государства, не говоря уж о том, что это в прямом смысле слова аттракцион для своих и зарубежных приезжих господ и товарищей. Сколько стоит зрителей в каждый парижский музей, что там Лувр – в музей Родена, да всюду, потому что Франция, потому что французы, прежде всего, сами уважают своё искусство и своих художников. Но это другой разговор.

?