Юрий Савельевич Злотников. Композиция. 1992
Звонил Юрий Савельевич Злотников. Жаловался, что потерял паспорт, и что теперь его надо восстанавливать, вспоминает Каменского, требует обсуждать с ним особенности «эстетизма» Алексея Васильевича, но это он делает с привычным постоянством. Сегодня он говорил немного необычно, странно, грустно, по-детски немного, потому что вспомнил себя в детстве, но не только поэтому. Я попытался записать за ним слово в слово, ну, почти слово в слово, какую-то часть сказанного, здесь фрагмент почти живой его речи:
«Во мне, во всём, что я делаю есть что-то нервное… Однажды, ещё когда я был маленьким, родители ушли, оставили меня одного в квартире, большой дом, длинные коридоры, тёмные, длинные, закрытые двери, и я там бился, всё швырял, громил. Мама и папа пришли — они увидели разруху, а я спал на месте, где обычно спала мать. Тогда меня даже отвели к невропатологу, и я наблюдался в клинике… и мне это нравилось очень, потому что я был освобождён от экзаменов. Я вообще воспринимал жизнь болезненно, например, семья была совершенно обрусевшая, и я один переживал своё еврейство, меня интересовала Палестина и много, многое из того, что происходило тогда, а когда я стал взрослым, мне уже были смешны те мои переживания. И когда я приехал в Израиль, я увлёкся Христом, я прошёл по дороге, по которой Он шёл, вот, места, где он останавливался… и с тех пор эта часть жизни стала мне очень близка, она меня тревожит, она меняет моё мировоззрение, сначала для меня прежде всего была гармония, и вдруг Христос, распятый на кресте, и это стало для меня другим мировоззрением: только через трагедию человек может постигнуть бытие. Я трудно перевариваю бытие, хотя, наверное этого не скажешь по моим работам, теноровые партии у меня от природы…
Кандинский для меня чужой. Ван Гог близок для меня доверчивостью и детскостью, какой-то обиженностью, не знаю как сказать. Я очень люблю Ван Гога. Мне близок Тициан своей суровостью, мне близок Шарден, но с другой стороны, я люблю Саврасова, особенно люблю Рублёва и Александра Иванова, Рублёва и Александра Иванова… Я есть я, какой я есть, такой я есть.»
